kandidych

Нир Баръам пишет о том, что отец героини встречал Василия Ивановича Чапаева на фронте в 1920 году:



В 1920 году отец героини мог разве что повстречать призрака Чапаева, ибо тот погиб в сентябре 1919 года.

Начал читать אנשים טובים Нира Баръама

Действие происходит параллельно в Берлине и Ленинграде в 1938 году, знаковом времени как в СССР, так и в Германии.

Приступая к первой из "советских" глав, я уже предвкушал, как автор, относительно молодой израильский писатель, который хоть и имеет украинские корни (его дедушка Моше Баръам, министр и депутат от Мапая, был уроженцем Украины), но сам лично не имеет никакого отошения к "советской" теме, грузит косяки вагонами, ан нет. Вроде явную залепуху не пишет, по крайней мере в начале.

Показалось подозрительным :-)

Заглянул в конец, в список благодарностей, а там первой значится Нили Мирски, которую Баръам благодарит за то, что она предохранила его от попадания в многочисленные ямы.

Посмотрим, предохранила ли полностью ! Можете быть спокойными - если чего найду, то тут же и сразу повешу! :-)

А сама книга интересная, и пишет Баръам неплохо, гладко идет.

Читаю сейчас אל מקום שהרוח הולך - интересный роман Хаима Беера, образующий очень любопытную смесь ортодоксального еврейства с тибетской экзотикой.

Видно, что Беер серьезно подошел к материалу, хотя я и не могу оценить скрупулезность точности описания быта и традиций бней-браковских отодоксов, но интуитивно чувствуется, что матчасть он знает.

Но русские фамилии ему, или редактору книги, все равно не даются!!!!

Вот абзац, в котором рассказывается о Пржевальском:



Ясно, что Беер изучил материал, перед тем как вставить упоминание о великом путешественнике и исследователе. Тут и внешнее сходство со Сталиным, и слухи о гомосексуальности, но почему Пжевальский??!!!!!!!!! Почему не Пржевальский???!!!!!!!! Не понимаю проколов в таких вещах!!!!

несмотря на то, что в посте упомянуто некое волшебное слово, часто вызывающее у людей позыв на виртуальное говнометальство, я надеюсь на вашу благоразумность и превентивно не скриню комменты. Спасибо!!!!

Интересно в исторической перспективе оценить в чем видение Бреннером будущего Эрец-Исраэль оправдалось, а в чем нет.

***************************

Наличие арабов в Палестине наводило на Бреннера пессимистическое настроение по поводу еврейского присутствия. Он всегда резко выступал против идей своего близкого друга Раби Биньямина, который был сторонником двунационального государства, в рамках которого евреи и арабы сольются в едином мирном освоении Палестины. Он не воспринимал ходящие тогда идеи о палестинских арабах как потомках древних евреев, которых в тот период придерживались Ицхак Бен-Цви и Давид Бен-Гурион.
На Бреннера произвели очень большое впечатление погромы в российской Империи, которые были инициированны Первой русской революцией 1905 года. Сам Бреннер в то время уже жил в Лондоне, куда перееехал дезертировав из русской армии в начале русско-японской войны. Звериная жестокость погромщиков, попущение им со стороны властей, а также, в более индивидуальном смысле то, что в одном из погромов погибла женщина, к которой Бреннер испытывал определенные чувства, привела его к мысли о плачевном будущем еврейского народа. В Палестине ему виделись те же опасности для будущего евреев, как и в России - постоянное соседство с враждебным народом, в любой момент способным на новый погром. По иронии судьбы, Бреннер погиб во время одного из первых арабских погромов в Палестине, инспирированным, по мнению британских властей, первомайской демонстрацией 1921 года. Такие мысли способствовали тому, что Бреннер видел в Палестине лишь одно из возможных убежищ для еврейского народа. В этом плане Бреннера можно было отнести к "территориалистам", хотя в принципе это был человек, который всегда стоял вне ограничивающих рамок жестких определений.

В итоге можно сказать, что он был и не прав, и прав одновременно. Еврейское присутствие в Эрец-Исраэль в итоге превратилось в самостоятельное и независимое государство, несмотря на враждебный настрой как палестинских арабов, так и окружающих арабских стран. С другой стороны, проблема арабского населения между Иорданом и морем, четко видимая Бреннером, по ходу прошедших десятилетий никуда не делась, принимая иногда самые причудливые формы.

**************************

Бреннер всегда придерживался стремления избежать громких лозунгов, свято веря лишь в пользу и эффективность ежедневной производительной работы, как в сельском хозяйстве (в этом плане примечательно то, что по прибытию в Палестины физически совсем неплохо развитый Бреннер, всегда пропагандировавший производительное освоение земли как лекарство для еврейского народа, продержался лишь месяц на сельхозработах в районе Хадеры, быстро понял, что это не для него, и больше уже никогда не возвращался к этому опыту), в промышленности и популяризаторстве иврита, чем сам занимался с непрекращающейся энергией истинного подвижника. Ему претили громкие лозунги Жаботинского и даже со своим другом, и своего рода патроном, Берлом Каценельсоном он расходился по этому вопросу. Бреннер пытался доказать Берлу, что никакого толку для еврейского поселения в Эрец-Исраэль не будет от Пинхаса Рутенберга, видного эсера, решившего после революции обратить свою кипучую энергию на идею электрификации Палестины.
В итоге можно скзать, что при всей пользе ежедневной рутинной работы "на местах", большую пользу имели и лозунги Жаботинского и Берла, которые увлекали еврейскую молодежь и подвигали их в сторону выбора сионисткого пути, заражали энтузиазмом людей, решившимся на такое трудное и опасное дело, как освоение Эрец-Исраэль. Ну и про вклад Рутенберга в общее дело можно не конкретизировать, достаточно лишь нажать на включатель света.

**********************

Интересна история отношений Бреннера с Шмуэлем Йосефом Чачкесом, более известным миру как Шмуэль Йосеф Агнон. Бреннер в некотором смысле являлся литературным патроном будущего Нобелевского лауреата, активно продвигая выход в свет одну из первых новелл молодого писателя והיה העקוב למישור. Для Агнона Бреннер был своего рода светочем, авторитетом, маяком в литературном мире. Причудливым образом пересеклись их пути на романтическом фронте. Жена Бреннера Хана Бройда, мать его единственного сына Ури Нисана, до своего увлечения Бреннером была, возможно, подругой Агнона. По крайней мере известно, что Агнон за ней ухаживал. Они были очень разные люди, Бреннер и Агнон. Подобно Бреннеру, Агнон имел склонность к резким переменам настроения, однако если у Бреннера депрессия выражалась замкнутостью в себе, полным отключением от внешнего мира (и в такие периоды Бреннер очень активно творил. Не понятно что там было первичным, а что вторичным. Помогало ли ему творчество преодолеть депрессию, или депрессия стимулировала творчество), то Агнон вываливал на окружающих все свои недовольства и капризы. Через несколько десятилетий после гибели Бреннера, Агнон опубликовал свои воспоминания о нем, и Шапира исследует как они отличаются от тех впечатлений об отношениях этих двух писателей, которые были оставлены современниками и свидетелями. Скажем так, Агнон сильно приукрасил образ себя, молодого, возле Бреннера, по ходу придав себе бОльшее значение в жизни Бреннера, чем он занимал, по видимому, на самом деле. Впрочем, ничто человеческое не чуждо даже Нобелевским лауреатам, и такая однобокая ретроспектива вполне понятна :-)

******************

Ну и напоследок вынесу из комментов часть своего комментария в небольшой дискуссии, которая возникла у меня с trurle по поводу моего поста, посвященного статье Бреннера на тему выкрестов. В упрощенной форме это выражает мое личное отношение к вопросам еврейства в зеркале ЗОВа.

Если считать, что Израиль построен вне религиозного дискурса, как сугубо национальный проект, то по идее ЗОВ не должен был бы смотреть на вероисповедание еврея, а лишь на еврейство по крови. И тогда по логике вещей следовало бы давать репатриироваться в выкрестам, что было запрещенно решениями Багаца в 60-х годах прошлого века.

Я вот считаю, что даже несмотря на то, что развитие сионисткого поселения в Палестине шло в основном в сугубо светской атмосфере, подогреваемое сугубо национальным бензином, в киббуцах вообще не было синагог, и основная масса идейных переселенцев и освоителей палестинских топей скорее верила в идеи Льва ихнего Толстого, чем в Бога нашего еврейского, несмотря на все это в корне "движухи" осваивать именно исторический Эрец Исраэль,а не Уганду какую-то там, лежала идея, неразрывно связанная с иудаизмом, и тем культом, который с веками развился в нем вокруг Земли Обетованной.
И поэтому евреи, ушедшие от иудаизма, как бы разрывают эту связь с Землей Израильской, и им не полагается ЗОВ предков.

Хотя я и полный материалист и человек неверующий, но вот приходится оперировать такими во многом мистическими терминами, дабы хоть как-то понять логику этих сложных материй, таких как еврейство, иудаизм, и примкнувший к ним ЗОВ :-)

Читаю биографию Йосефа Хаима Бренера от профессора Аниты Шапиро

Надо сказать, что книги Бренера я никогда не читал, и поэтому рассматриваю его биографию в чистом виде, без корреляции с авторскими текстами. В противоположность, например, от прочитанной недавеча отличной биографии Булгакова от Михаила Варламова, которая хорошо скомпоновалась у меня с любимыми булгаковскими текстами.

По степени исследуемости, Бренер стоит на самой вершине среди ивритских прозаиков, и с ним может сравниться только Агнон. Бренеру посвящены множество работ, пытающихся проникнуть в тайны души этого загадочного человека.

Своего рода "юродивый" (термин, используемый Шапиро), впитавший в себя идеи Ницше и Толстого, аскет и подвижник, один из пионеров ивритской литературы, однако не отбросивший идиш на свалку истории, склонный к припадкам депрессивного состояния, Бренер и при жизни выбивался из любых стереотипов, став своего рода живой легендой, а после трагической смерти и вовсе превратившился в каноническую фигуру возраждавшейся ивритской культуры и израильской государственности.

Тут можно почитать интересное интервью Шапиро о Бренере. Она склонна крепко привязывать его мировозрение к русским культурным традициям, особенно обращая внимания на довольно необычный факт более чем двухлетней службы в царской армии, причем на ее самом низовом народном уровне. Другими крепкими узами Бренер был связан с еврейской религиозной традицией, как человек, выросший в глубоко религиозной семье.
В биографии интересно показаны процессы, которыми была охвачена еврейская молодежь в Европе начала 20 века - оторвавшиеся от домашних религиозных корней, они находились в постоянном поиске принадлежности. Многие уехали в Америку, широкие массу двинули в самые разные социалистические движения, как русские, так и еврейские, и выбор Бренера посвятить буквально всю свою жизненную и творческую энергию на поприще ивритской литературе (на языке, который тогда еще только начинал свое современное развитие, был очень ограничен и довольно беден), при том, что к официозному сионизму, как и к идеям восстановления еврейской государственности в Эрец-Исраэль он относился достаточно равнодушно, этот выбор был абсолютно нетривиален для своего времени.

Бренер был равнодушен к признакам комфорта в жизни, его отношение к женщинам было полно загадок, его настроение резко менялось от кипучего воодушевления к признакам явной депрессии - все это вызывает большой интерес исследователей все долгое время после его трагической гибели в 20-х годах прошлого века.

Интересная биография интереснейшего человека.

Бренер в Вики:
иврит
русский

Читая книгу Нурит Герц על דעת עצמו:

Естественно немалую часть книги занимают события вокруг взрыва бомбы в доме министра транспорта Давида-Цви Пинкаса в 1952 году. Кейнан и Шалтиэль Бен-Яир, задержанные на выходе из дома министра после взрыва бомбы, на следствии хранили молчание и ни в чем не признались. По ходу суда, адвокату удалось заострить внимание судей на недочетах работы полиции, как связанные с охраной дома министра (охрана была выставлена после того, как за день до взрыва во двор дома министра была брошена бомба, которая не взорвалась), так и уже после взрыва, с работой с остатками взрывного устройства. В итоге обвиняемые были освобождены за недоказательством состава преступления, Всю свою жизнь Кейнан прямо не признавался в покушении, хотя косвенно давал понять, что принимал в нем самое активное участие (Ури Авнери,однако, утверждает, что от него Кейнан никогда не скрывал свою роль в покушении). Шалтиэль Бен-Яир уже после смерти Кейнана рассказал Герц правду о том, что произошло в доме министра, и также Яков Херути, бывший товарищ Кейнана по Лехи, поведал о том, что передал Кейнану взрывное устройство.

ИМХО в этом эпизоде проявилась некоторая нецельность порывов Кейнана. В принципе, этот взрыв был устроен ради привлечения внимания общественности к хреновому (по мнению Кейнана и его соучастников) положения дел в стране. За несколько дней до покушения министр от религиозной партии Мизрахи Пинкас издал распоряжение о неиспользовании частного транспорта в субботу. Тогда были серьезные перебои с бензином, правительство стремилось сократить его потребление гражданами, и указание не ездить именно в субботу было воспринято как прямой религиозный диктат. Кейнан вообще после Войны за Независимость жил с чувством "за что, сукаблядь, боролись???!!!!". Все ему казалось не так, бюрократия, управлявшая всем в стране, была ему противна, притеснения арабов он ненавидел (это вообще отдельная интереснейшая тема - как человек, бывший активным боевиком Лехи, деятельно участвовавший в трагических событиях в селе Дир-Ясин, причем сам он всегда культивировал и продвигал собственное утверждение о том, что был ранен в самом начале боя, и лишь в процессе написания книги Герц из ее бесед с мужем выяснилось, что он был ранен в середине боя, успев принять в нем самое активное участие - как этот человек сразу после Войны за Независимость становится на очень левые позиции по отношению к израильско-палестинскому конфликту, причем в те времена, когда такая позиция была абсолютно не модна, шла в полнейшем разрезе с господствующей идеологией и атмосферой, да и была попросту опасна для своего носителя) - и взрывом в доме министра Кейнан хотел привлечь внимание общества к положению, разбудить его, толкнуть в сторону радикальных изменений. Критическая деятельность в роли автора популярных фельетонов в газете Хаарец уже казалась ему недостаточной, а исторические примеры Веры Фигнер и российских бомбистов в царские времена бередили кровь.

И в свете такой позиции, упорное молчание на следствии, и особенно в суде, сильно вредит цельности картины представления Кейнана как истинного борца с системой. Ведь именно на суде он мог высказать свою позицию, попытаться потрясти общество гневными речами, готовностью идти в тюрьму за свои убеждения, дать личный пример всем недовольным существовавшим положением дел, а таких было довольно много, о чем может свидетельствовать, в частности, неслабое количество самых разнообразных подпольных группировок, с которыми Шабак боролся все 50-е годы прошлого века. Но в итоге Кейнан не захотел пойти в тюрьму и расстаться с вольной жизнью ради идей. Он явно не был Верой Фигнер, к тому же много пил, и вряд ли имел цельную конструктивную программу того, как должно выглядеть идеальное израильское общество. Вряд ли идеи ханаанцов, к которым его традиционно относят, могут считаться такой программой.

Отдельно стоит упомянуть завлеченного Кейнаном в дело Шалтиэля Бен-Яира. Командос в британской армии, боец ЛЕХИ, потом солдат Цахаля, после оправдания в деле Пинкаса, он был мобилизован в Моссад, послан в Египет под видом бельгийского коммерсанта, и внес весьма важный вклад в создание скурпулезной разведывательной картины, которая во многом обеспечила Израилю блестящую победу в Шестидневной войне. После освобождения из Моссада Бен-Яир пытался основать ה Израиле собственную свиную ферму, был изнурен безуспешной борьбой с соседями и властями, уехал в Канаду и там живет в полнейшей анонимности, не поддерживая абсолютно никаких связей с людьми из своего бурного израильского прошлого. Кейнан все годы был уверен, что его уже нет в живых, и нечто в этом роде написал в одной из своих книг. По случайности это книга попала к еврею-жителю местечка, где Шалтиэль живет со своей семьей, и так в Израиле узнали, что он вообще жив и тихо здравствует за океаном.

Вся четвертая и последняя часть книги Герц посвящена периоду жизни Кейнана во Франции, куда он уехал вскоре после оправдания в суде. В Париже он завел бурный роман с Кристианой Рошфор, как раз в тот период, когда она писала свой самый известный роман "Отдых воина", по которому впоследствии был Роже Вадимом поставлен популярный фильм с Бриджит Бардо в главной роли. Главный герой книги в некоторой степени был списан с Кейнана, который имел с Рошфор своего рода "открытый" роман, в рамках которого обеим партнерам позволялась сексуальная свобода на стороне. В этом плане Рошфор старалась (не всегда успешно) исполнять роль истинной феминистки и сторонницы полной свободы индивидуума во всех аспектах личной и общественной жизни, а Кейнан, подозреваю, просто любил потрахаться как можно чаще, с как можно большим количеством женских индивидуумов, не теряя связи с Рошфор, с которой его объединяли также и творческие узы :-)

Там в Париже , в те времена, конец 50-х - начало 60-х годов прошлого века, вообще собралась теплая израильская компания, просиживавшая большую часть времени в лучших барах города. Из самых известных впоследствии личностей можно упомянуть, помимо Кейнана, также Игаля Тумаркина и Шайке Офира.

Читая Нурит Герц על דעת עצמו:

Вот так во времена детских лет Амоса Кейнана прививали детям правильный иврит вместо чужеродных заимствований :-)



Занятно, что в дни своих постоянных прогулов из школы, Кейнан читает Дневник Кости Рябцева, довольно таки подзабытый бестселлер старых времен, принадлежащий перу Николая Огнева. Уже кажется в наши времена это книга была не слишком популярна, и мне пришлось лезть в гугл, выяснения подробностей ради.

*****

Пора новый тэг заводить, в дополнение к обычным книжным тэгам :читая книги.
В нем буду откладывать мысли, возникающие по ходу чтения.

Интересно, откуда растут ноги его увлечения идеей двунационального государства в его разных формациях.

В раннем-раннем детстве Эяля, его отец, писатель Аарон Мегед решил вернуться из Тель-Авива в родной киббуц Сдот-Ям. Мама осталась в Тель-Авиве, и приезжала повидаться с мужем и сыном только по выходным. Через недолгое время Аарон и жена поняли, что в таком формате семья долго не продержится, и супруги с сыном снова воссоединились в Тель-Авиве. От короткого пребывания в киббуце у Эяля остались самые травматичные воспоминания. Хотя ему тогда было всего три года, он всю жизнь отчетливо помнит, какое чувство потерянности и заброшенности было у него, когда он проводил целые дни в киббуцном садике, не видя отца, с утра до вечера вкалывавшего на гранитном заводике, как он ждал приездов мамы, и как страшно расстраивался, когда она уежала, оставляя сына в полной уверенности, что это навсегда! Травма на всю жизнь!

Уже в более позднее время Эяль Мегед заинтересовался историей мусульманского села Кисария, в котором жили боснийцы, и который располагался по соседству с киббуцем. Жители этого села были первыми в тогдашней Палестине, кого Хагана выгнала из своих домов еще до Войны за Независимость. Все время видя заброшенные, и заросшие сорняками остатки села на въезде в киббуц, молодой Мегед задавался вопросом, какие чувства это зрелище вызывает у киббуцников, которые годами жили рядом с боснийцами, имели с ними хорошие отношения, а потом в один из дней активно помогали выгонять их из собственных домов. Когда он понял, что киббуцники вообще не задумываются над этим вопросом, со временем у него образовалась параллель между тем заброшенным мальчиком, которым он был в короткий период в киббуце, и заброшенным селом, заросшим бурьяном.

И во многом из чувства солидарности "заброшенных", Мегед стал поклонником идеи того, что земля между Иорданом и морем общая, что ее не надо делить, и оба народа могут жить на любой его части в гармонии и согласии, как это и полагается настоящим "хозяевам земли".

И еще. Интересно сравнить странички о детстве в Тель-Авива, городе, который предстает со страниц автобиографии Мегеда в виде темного, скучного, унылого места обитания, из которого автор в детстве только и мечтал уехать подальше. К бабушке в Иокнеам, куда-нибудь в Галлилею или даже Хайфу.
Как это контрастирует с нынешним имиджем Тель-Авива, нашего ближневосточного Нью-Йорка, прелесть многообразия которого можно уловить, например, в прекрасных уличных фотосессиях guy_gomel. Подозреваю, что и в нынешнем Тель-Авиве есть полно унылых мест, но все таки город ассоциируется отнюдь не с ними :-)

Еще один прикольный пример результатов цепочки переводов у Монтефиоре.

В ивритской версии биографии Сталина в главе, посвященной отношениям Сталина с Евгенией Аллилуевой, читаем следующее:



Там не очень разборчиво, поэтому продублирую текст частушек, которые пела Аллилуева, и которые нравились Сталину:

פשוט מאוד לחרבן מראש גשר, אבל מישהו חירבן ונפל לפני שספר עד עשר

שב בחרא של עצמך, ותרגיש בטוח כמו במבצרך

В русском переводе биографии текст частушек выглядит так:



Я потыкал в гугл, но не смог найти оригинальный текст этих частушек, который, конечно, не должен выглядеть так, как получился в русском издании книги.

Может у вас лучше получится?!

.. как известно из источников, за свою жестокость прозванного Васильевичем.

Вот как выглядит абзац о дружбе Евгении Соломоновны Ежовой и Брониславы Соломоновны Метталиковой-Поскребышевой, в ивритском переводе биографии Сталина от Монтефиоре "Сталин: двор красного монарха":



Примерный перевод: две девушки высшего света были настолько похожи друг на друга, что казались Кире Аллилуевой [дочь Евгении и Павла Аллилуевых, брата Надежды Аллилуевой, второй жены Сталина. Монтефиоре предполагает, что Евгения Аллилуева была любовницей Сталина] сестрами. У обоих была даже одна фамилия - Соломонова, хотя и между ними не было никаких родственных связей.

Тут, в отличие от "Дней турбин", я практически уверен, что это ошибка Монтефиоре, и это даже обидно, ибо уважемый автор в общем и целом владеет материалом на очень высоком уровне. Но видать все таки тяжко западным людям с русскими прописания отчеств и фамилий!!!!!

[Еще пост про биографию Сталина]

UPD от avva, который уже во второй раз приводит оригинальный текст Монтефиоре, за что ему большое спасибо!

"They even shared the same patronymic Solomonova though they were no relation"

patronymic - это отчество, так что ошибка переводчика на иврит. А Solomonova вместо Solomonovna - ошибка или опечатка у Монтефиоре.

И снова переводчик лажанулся. Но и в оригинале тоже есть ошибка, причем совсем не надо было Монтефиоре на основании тождества отчеств, прибавлять объяснение о том, что дамы не были родственницами. Возможно именно это и сбило переводчика!